— М-м-м! — послышалось очередное возмущение из запечатанного поцелуем рта.

Тем временем Сайрин протолкнула указательные пальцы под резинку симпатичных трусиков и под возмущенное мычание потихоньку стала стягивать те вниз.

Фу Хуа, конечно, начала сопротивлятся, сжала коленки, но как ни крути, а коленями трусики не удержишь.

Я тоже не отставал и нежно поглаживал беспокойного феникса по спинке. Прижимал к себе. Чувствовал, как сопротивление постепенно гаснет.

Сайрин прижалась сзади, и вот мы образовали крайне симпатичный бутерброд, в котором Фу Хуа выступала в роли котлетки.

Фениксу явно было очень неловко, но в то же время она не замечала с нашей стороны какого-либо издевательства или даже попытки посмеяться над ней. Напротив, любое прикосновение получалось крайне трепетным, настойчивым, но в тоже время чувственным, побуждающим. Этим мы словно говорили ей, чтобы она доверилась. Ведь нет ничего постыдного в том, чтобы любить и быть любимой.

И пока феникс растворялась в объятиях и тонула в поцелуях, Сайрин легонько покусывала ее шейку, прижималась грудью к спине и успокаивающе поглаживала девушку по подрагивающим бедрам, давая возможность привыкнуть к себе.

Наконец Фу Хуа нашла в себе силы разорвать поцелуй. Взгляд девушки по-прежнему был смущенным, но ко всему прочему в нем уже виднелись розовая дымка желания, страх перед тем, что ее ждет, и немножечко любопытства.

— Джек, — феникс поджала губы, — поздно ведь уже… что вы делаете… ой!

Это было, наверное, самое милое “ой”, которое я слышал от Фу Хуа. А причиной его появления стала Сайрин. Все это время проказница усыпляла внимание феникса нежными касаниями, иногда весьма уверенно сжимая ее ягодички. Но теперь, улучив момент, гершер взяла немного белой вязкой жидкости, которой у нее сейчас имелось в избытке, и, слегка раздвинув упругие булочки Фу Хуа, добралась до заветного колечка.

Феникс же наверняка никогда и никого не подпускала так близко кроме меня, а потому для нее оказалось совершенно неожиданным ощутить чьи-то юркие пальчики в столь интимном месте.

Птичка встрепенулась, рука ее со скоростью пули метнулась за спину и схватила нарушительницу за запястье. И это действительно помогло. Вторжение прекратилось.

— Чш-ш-ш, — подбородок Сайрин лег на плечо феникса. Девушка однозначно ощутила, как груди гершера врезаются острыми сосочками ей в спину, а рядом с ее ушком появилось горячее дыхание. — Ты дома, Фу Хуа. Мы твоя семья, — в голосе проскочил короткий смешок. — А у семьи нет друг от друга… секретов.

Взгляд Фу Хуа снова устремился на меня. И был он какой-то… умоляющий, что ли… Как будто она просила остановить Сайрин. Однако Косичка права. У семьи нет секретов.

— Просто расслабься. Ничего страшного в этом нет.

Я снова прильнул к ее губам, и твердая, словно высеченная из камня рука стала постепенно расслабляться.

Сайрин приобняла Фу Хуа свободной конечностью, в то время как другой продолжала продавливать защиту феникса. Пальцы мягко массировали уязвимое место, совершая волнообразные движения. И с каждым таким движением заходили чуть глубже, чем раньше.

Щеки Фу Хуа зарделись ярче пламени в тот миг, когда она почувствовала, как пальчики Сайрин проникли внутрь. Всего на половину фаланги, и все же… она дала это сделать.

И пока феникс застыла, словно размышляя над тем, что именно творит, Сайрин погрузила их еще глубже.

У Фу Хуа перехватило дыхание, кружилась голова и горело все тело. Ее любили, гладили и ласкали. Душили в объятиях.

— Я тоже хочу поцелуев, — это Сайрин наконец прекратила мучить феникса и решила потребовать внимания к себе.

Отказать моей златоглазой половинке я не мог, но стоило мне к ней потянуться, как она меня остановила.

— Твоими губами я на сегодня уже насытилась.

От этих слов затрепетало сердечко Фу Хуа. С одной стороны, судя по лицу, внутри нее что-то противилось этому, а вот с другой… перед ней возникло лицо Сайрин.

В этих пылающих золотом глазах порою сложно разглядеть какие-либо эмоции. Трудно бывает понять, о чем думает гершер. Феникс, кажется, сейчас отчаянно цеплялась за мысль, что Сайрин — это друг. Что она близка мне. И все же…

И все же ей было неловко.

Наверняка она как-то по-другому представляла нашу общую встречу.

Думала поди, что чай с печеньем будем пить…

А тут такое…

— Может, все-таки?..

Последние слова потонули в сладких розовых губах Сайрин.

Косичка в тот же миг атаковала. Не так, как это было тогда на стадионе, а несколько в другом плане. Ее бедро очутилось между ножек Фу Хуа, а руки беспорядочно исследовали разгоряченное, полное жизненной силы и красоты тело феникса.

Пальцы гуляли по талии, груди, плечам и тонкой шейке, вызывая каждым прикосновением волны мурашек.

Что касается меня, то вид двух разгоряченных девушек, что познают друг друга впервые, очень положительно повлиял на Джека-младшего.

Обхватив Фу Хуа за талию, я подвел своего товарища прямо к ее попке, отчего девушка снова вздрогнула. Реакция феникса не укрылась от гершера. Ее беснующиеся руки спустились на бедра Фу Хуа и крепко сжали, слегка подталкивая в мою сторону.

Для Фу Хуа это выглядело так, словно Косичка насаживает ее на мой член. Головка уперлась в подготовленное колечко и слегка проникла внутрь, чем вызвала очередной тихий стон.

Сайрин разорвала поцелуй.

— Вот та-ак, — зазвучал ее вкрадчивый голос. — Вот та-ак…

Я чувствовал, как попка Фу Хуа пульсирует, периодически инстинктивно сжимаясь вокруг моего ствола, доставляя очередную порцию удовольствия.

— М-м… ай… — очередной вздох феникса, и вот губы Сайрин снова встречаются с ее губами.

Гершер продолжает подталкивать Фу Хуа в мою сторону. Девушка стонет от накатывающих чувств, но ее стоны теряются в сладком поцелуе. Сайрин как будто питалась ими, начиная после каждого действовать все более активно.

Когда я полностью вошел и дал Фу Хуа привыкнуть, то начал двигаться более уверенно. При каждом толчке буквально выбивая воздух из ее легких.

Сайрин же отстранилась и с нескрываемым удовольствием прошлась глазами по измученному фениксу. По стыдливому взгляду, трясущимся коленям. Гершер наслаждалась всем. А вдоволь насмотревшись, подошла ближе и, приобняв голову Фу Хуа, просунула в ее приоткрытые губы свой сосок.

— Джек, — улыбчивый взгляд золотых глаз упал на меня. — Я хочу хвостики. Мистер Хон там, наверное, уже заскучал?

Она даже договорить не успела, как ее ноги оплели пара хвостов, которые по спирали поднялись к самым заветным местам и без каких либо прелюдий насадили Киану по самое-самое.

— Ох-да-а… Кажется, я начинаю к ним привыкать.

***

— Сука!

— Да ладно, тебе! Отличная же ночка, — в голосе Княжны звучало не меньше сарказма, чем злости в голосе Идель.

— Да-да-да-да! Вот сюда! Да! Сильнее! Ох, глубже! Еще один хвостик! М-м-м-м! Хорошо, о небо, как же хорошо!

У богини аж челюсть свело в этот момент. Все горе заключалось в том, что если ее Джек бесил, то вот Княжну — совершенно наоборот. Слушая весьма любопытные стоны, которые продолжали доноситься из ванной, хонкай пусть и нехотя, но дико возбудилась. А так уж вышло, что тело у них одно на двоих. Потому Идель и бесится. Бесится, но капец как хочет трахаться.

Просто засада засад.

— Слушай, ты если меня туда не пускаешь, то давай хотя бы пальцами, что ли… А то сил уже никаких нет. У меня скоро крыша из-за тебя поедет…

— Замолкни.

— Ты видела когда-нибудь хонкаев с поехавшим чердаком?

В этот момент из ванны донеслось сразу два восторженных вскрика — от Фу Хуа и Кианы соответственно.

— Как пить дать не видела! Поэтому дай мне хотя бы руку в трусы засунуть!

— Нет!

— Что “нет”?! Идель! Сил нет терпеть, вот чего нет! Ты мне, между прочим, потрахушки с Джеком торчишь, где они?!

— …

— Где мои потрахушки, я спрашиваю?!

— Будут…

— Когда?!